Любовь всё исцеляет, а дорога к любви идёт через прощение.
Луиза Хей

Я не видела её вот уже тридцать лет. Долгий отрезок жизни. Последний раз был в мои пятнадцать. Помню, отец что-то щебетал, хихикал, замолкал, вытирал слёзы, стелил ей постель в соседней комнате. Маленький брат, то и дело пятился назад, цепляясь за рукав папы.

А она так ослепительно улыбалась и блефовала. Рассказывала о новой жизни, о том, как ей нас не хватает. А утром мы с братишкой пробрались в её комнату, чтобы насладиться этой далёкой и таинственной женщиной. Но постель была пуста, а дверцы шкафа открыты настежь, и все вещи так небрежно вывернуты наружу. Комната перевёрнута вверх дном. Стало жутко. Брат расплакался. Тогда мы ещё не понимали, в чём причина столь раннего исчезновения женщины-миража. Да и, собственно, в чём причина внезапного приезда.

Отец не нашёл припрятанных на чёрный день денег. А ещё золота и сюрприза, купленного им накануне моих именин, — маленького флакончика в то время редких духов «Клима». Я ведь знала о его тайнике и отсчитывала дни до моего шестнадцатилетия, предвкушая завистливые взгляды одноклассниц.

Мне стало обидно до невозможности. За нас, за любимого папу, слепо прощающего человека, который плюёт на чужие жизни. Не чужие, конечно. Но и родными теперь сложно было нас назвать. Да, к слову, стелил в ту ночь отец постель женщине, приехавшей со своим новым мужем из той далёкой новой жизни.

Я её возненавидела. Она стала моим страшным сновидением. Жутким воспоминанием. Я помнила те дни, когда в мои неполные семь она сидела со мной на диване в гостиной и говорила, что скоро я стану совсем взрослой и самостоятельной, пойду в школу и обрету знания, необходимые мне для того, чтобы быть способной заботиться о близких. Но этому не учат в школе!

В первый класс меня гордо вёл мой папочка. Так он крепко сжимал мою ладошку в своей, периодически останавливался и заботливо, так по-матерински нежно поправлял бантики на моих косичках, которые сам же неловко, но старательно мне заплетал. Брату тогда было два неполных годика.

Она бросила нас внезапно. Ничего не сказав, исчезла. А затем через месяц позвонила и сказала, что встретила настоящую любовь и нам придётся жить без неё. Если честно, она никогда особо не любила нашу семью. Наша семья — это папа, брат и я…

А отца вообще вряд ли когда-либо любила.

Прошло тридцать лет. Отец умер десять лет назад. Скорее от скуки, нежели от болезни. Любил выпить, но без фанатизма. А сколько было попыток со стороны родственников и друзей познакомить отца с милой покладистой женщиной. Все желали ему счастья! Жалели. А он улыбался в ответ, отнекивался. А по ночам тихо плакал в подушку.

Только мы с братом знали, что скрывается за отцовской улыбкой — глаза полные безнадёжности, тоски и полнейшего отчаяния.

После того случая с кражей ценностей и моих духов отец каждый год в день её рождения покупал заветные духи и ставил на полочку в сервант. Ровно двадцать штук накопилось. Всё так же пылятся и киснут за стеклом. Все годы надеялся на возвращение той, которая предала всё, что было для него дорого. Детей, которых он любил больше жизни и которым посвятил всю свою жизнь. А она так и не приехала. И не позвонила.

Папа умер тихо в своей постели. Под подушкой прятал чёрно-белое фото девушки в свадебном платье, держащей букетик цветов. А напоследок мне прошептал:

— Если Надюша вернётся, прости её. За меня, за себя, за всех нас…

И заснул навсегда.

Она позвонила спустя год после смерти отца. Плакала, просила о прощении, а я её искренне презирала, презирала по-настоящему, настолько, что, услышав её плач, сжимала кулаки, оставляя кровавые следы от ногтей на ладонях.

Однако, после её звонка собрала всю волю в кулак и решила, что последняя просьба отца для меня дороже всех обид и любой ненависти на свете. Я долго думала, перебирая все самые приятные моменты из своего далёкого дошкольного детства. Вспомнила даже, как в четыре годика порезала руку, упав на битое стекло. Ко мне подбежала эта женщина и крепко-крепко сжала в своих объятиях, и так нежно, так ласково успокаивала, говорила шёпотом, вытирала мои слёзы… Много чего вспомнила хорошего. И вырастила в себе за последующие два года позитивные чувства по отношению к ней. И брата научила. Ему было намного проще — он же мужчина…

И вот настал тот момент, когда при мысли об этой женщине я испытала приятное волнение и даже некоторое блаженство. Просто от ощущения, что она есть. И она имеет право на любовь. И я могу ей подарить то, что так и не успел мой отец, — заботу и тепло. Она опоздала к нему. А он знал, что такой момент обязательно наступит.

Я набрала оставленный ею номер.

— Алло, — изрёк еле знакомый голос.

— Здравствуй, мама! — прошептала я в ответ.

На другом конце провода послышались судорожные рыдания…

Я победила, Папочка!

Победила себя саму.

Свою гордость и чувство полнейшего презрения.

Чувство обиды и желание мести.

И эта победа для тебя. Поздравляю, мой ангел!

Камила Бакуменко, «Моему папе»