Доброе к людям — это минимальная арендная плата земле за то, что мы по ней ходим
Народная мудрость

Ранее утро. 8 марта. Будильник зазвенел, и, даже не успев начать свою песню, умолк под натиском моего пальца. Почти в темноте я оделся и, тихо прикрыв входную дверь, вышел на улицу. Едва светало.

Я бы не сказал, что погода была весенней. Ледяной ветер так и норовил забраться мне под куртку. Подняв воротник и спрятав в него лицо, я быстро шёл к рынку. Ещё за неделю до этого я решил — никаких роз, только весенние цветы. Праздник же весенний, вот пусть и будут на столе первые вестники пробуждения природы!

Прямо у входа на рынок стояла огромная корзина с очень красивыми весенними цветами. Это были мимозы. Ярко-жёлтые, с притягательной силой. Я ощутил прилив энергии и понял: это то, что мне нужно.

— А кто продавец? — спросил я, пряча руки в карманы. Только тогда я почувствовал, какой был ледяной ветер, хотя на улице вступила в свои права весна.

— А ты, сынок, подожди. Она отошла ненадолго, сейчас вернётся, — сказала тётка, торговавшая по соседству солёными огурцами.

Я встал в сторонке и начал улыбался, представляя, как обрадуются мои женщины — дочка и жена.

Напротив меня стоял старик.

Старорежимный плащ, фасона 1965 года, на нём не было места, которое не было бы зашито. Но этот заштопанный и перештопанный плащ был чистым. Брюки, такие же старые, но до безумия наутюженные. Ботинки начищены до зеркального блеска, но это не могло скрыть их возраст. Один ботинок был перевязан проволокой. Я так понял, что подошва на нём просто отвалилась. Из-под плаща выглядывала старая ветхая рубашка, но и она была чистой и выглаженной. Лицо? У него было обычное лицо старого человека, вот только во взгляде было что-то непреклонное и гордое.

Деда трясло от холода, его руки посинели, но он стоял на ветру и ждал.

К горлу подступил ком. В душе появилось странное чувство.

Я начал замерзать, а продавщицы всё не было.

Я продолжал рассматривать деда. Было видно, что дед не алкаш, а просто старый измученный бедностью и возрастом человек. И ещё я почувствовал, что он стесняется своего теперешнего положения за чертой бедности. Странное чувство усиливалось.

К корзине вернулась продавщица. Дед робким шагом двинулся к ней. Я тоже подошёл ближе.

Дед приблизился к продавщице, а я остался чуть позади него.

— Хозяюшка, милая, а сколько стоит одна веточка мимозы? — непослушным от холода голосом проговорил дед.

— Так, а ну вали отсюдова, алкаш! Попрошайничать надумал? Давай вали, а то!.. — прорычала она.

— Хозяюшка, я не алкаш, да и не пью я вообще. Мне бы одну веточку. Сколько она стоит? — тихо спросил дед.

Я был позади него, чуть сбоку. И увидел, как у него в глазах стояли слёзы.

— Одна?! Да буду с тобой возиться, алкашня, давай, вали отсюдова! — рыкнула продавщица.

— Хозяюшка, ты просто скажи, сколько стоит, а не кричи на меня, — так же промолвил дед.

— Ладно, для тебя, алкаш, 5 гривен ветка, — с ухмылкой ответила продавщица. На её лице проступила ехидная улыбка.

Дед вытащил дрожащую руку из кармана, на его ладони лежало три бумажки по гривне.

— Хозяюшка, у меня есть три гривны, может, найдёшь для меня веточку на три гривны? — очень тихо спросил дед.

Я видел его глаза. До сих пор я никогда не видел столько тоски и боли в глазах мужчины.

Деда трясло от холода, как лист бумаги на ветру.

— На три тебе найти, алкаш? Га-га-га, щас я тебе найду, — уже прогорланила продавщица.

Она нагнулась к корзине и долго в ней ковырялась.

— На, держи, алкаш, беги к своей алкашке, дари, га-га-га-га! — дико захохотала продавщица.

В синей от холода руке деда я увидел ветку мимозы, сломанную посередине.

Дед пытался другой рукой придать этой ветке божеский вид, но та, не желая выпрямляться, сгибалась пополам, и цветы смотрели в землю… На его руку упала слеза… Он держал сломанный цветок и плакал.

Волна обиды постепенно накрывала меня. По телу прокатилось непонятное ощущение, которое вдруг переросло в обострённое чувство несправедливости. Подступили гнев и агрессия, с которыми я уже не мог справиться.

— Слышишь, ты… Что же ты делаешь? — начал я, пытаясь сохранить остатки спокойствия, чтобы не наброситься на продавщицу, хотя где-то в глубине души чувствовал, что не следует её осуждать — так воспитана, жизнь такая… Да и алкашей поди ей тоже много попадается.

Видимо, в моих глазах было что-то такое, от чего продавщица заметно побледнела и даже уменьшилась в росте. Она просто смотрела на меня, как мышь на удава, и молчала.

— Дед, подожди, — сказал я, взяв его за руку. Я был полон решимости и не совсем отдавал себе отчёт в своих действиях и словах.

— Послушай, ты… Сколько стоит твоя корзина? Отвечай быстро и чётко, чтобы я не напрягал слух, — тихо, но очень внятно прошипел я.

— Я не знаю, — промямлила продавщица.

— В последний раз у тебя спрашиваю. Сколько?!

— Наверное, 100 гривен, — ответила продавщица.

Всё это время дед непонимающе смотрел то на меня, то на неё.

Я кинул под ноги продавщице купюру, вытащил из корзины все цветы и протянул их деду.

— На, отец, бери и иди, поздравляй свою жену, — сказал я.

Слёзы, одна за одной, покатились по морщинистым щекам деда. Он мотал головой и плакал, просто молча плакал…

У меня самого слёзы стояли в глазах, и комок в горле всё ещё не отступал.

Дед мотал головой в знак отказа и второй рукой прикрывал свою поломанную ветку.

— Хорошо, отец, пошли вместе, — сказал я и взял его под руку.

Я нёс цветы, а он — свою ветку. Мы шли молча.

По дороге я потянул деда в гастроном. Купил торт и бутылку красного вина.

И тут я осознал, что я не купил цветы своим женщинам.

— Отец, послушай. У меня есть деньги, эти 100—150 гривен для меня не сыграют роль, а тебе с поломанной веткой идти к жене негоже — сегодня же 8 Марта. Бери цветы, вино и торт и иди к ней, поздравляй. Прими! Это лучшее, что я могу сделать для себя и своих близких.

Слёзы текли по щекам деда и падали на плащ. У него задрожали губы. В его глазах были немая благодарность и полное недоумение.

Я не мог больше смотреть на это. Силой впихнул деду в руки цветы, торт и вино, развернулся, и, вытирая глаза, сделал шаг к выходу.

— Мы… Мы… 45 лет вместе… Она заболела… Не мог я её оставить сегодня без подарка, — тихо сказал дед. — Спасибо тебе…

Я знал, что дед принял мой подарок.

Я бежал весь в слезах, даже не понимая, куда бегу. Я ощущал, что отныне навсегда уже стану другим.

Александр Андрющенко
из книги «Бочонок Мёда для Сердца»