Без солнца не цветут цветы, без любви нет счастья, без женщины нет любви, без матери нет человека. Вся гордость мира от матерей.
Максим Горький

Большое семейство родителей моей прабабки Марии жило в собственном доме на окраине городка Ногайска, на берегу реки Обиточная. Отец плотничал, мать вела хозяйство, в котором были и коровы, и свиньи, и куры, и большой огород. Сыновья помогали отцу, дочки — матери.

Мария — девчоночка невидная, ростом не удалась, лицо чистое, с небольшими, но смышлёными серыми глазами. И волосы тоже серенькие, как у мышонка. Если чем и выделялась, так это выражением лица, счастливо-удивлённым, точно случилась с ней какая-то удача. «Что сияешь? Рубль нашла?» — посмеивались, бывало, над сестрой задиры-братья. Мария не отвечала, лишь улыбалась светло и незлобиво.

Хоть и помеивались над Маней, но любили её за доброту и ласковость. Когда подросла, начали к ней свататься. Мария замуж не спешила. А отец с матерью её не неволили. Так и досиделась в девках до двадцати двух лет, когда у двух младших сестёр уже свои дети появились. В то лето к священнику их прихода приехал сын, семинарист Григорий. На высокого стройного блондина заглядывались многие местные девушки на выданье, а выбрал он — Марию.

Григорий был рукоположен, Мария стала матушкой и матерью. Детей им Бог дал пятерых: трёх дочек и двух сыновей. Чудом было, что все выжили, ни одного ребёнка не унесли болезни. Мария, несмотря на бедный приход и материальные трудности, радовалась своим детям, была по-молодому влюблена в красавца мужа, а постоянная нужда её, похоже, вовсе не беспокоила. Никто не голодает, никто не замерзает, у детей нет игрушек, но есть книжки, есть дом, и огород при нем, и речка за домом, и солнце над домом…

А дети и правда не могли не радовать. Умные, весёлые, дружные. Старшие девочки ходили в гимназию, старший сын, Георгий, учился в ремесленном.
В 1916-м случилась беда. Отец Григорий раньше даже простудой не болел, а тут вдруг враз свалился — сердце. Сначала никто не придал значения болезни, кроме Марии, которая всегда обострённо переживала даже слабое недомогание близких. Но батюшке становилось всё хуже и хуже, доктора лишь руками разводили. Через два месяца Григория не стало.

Словно солнце закатилось над Марией. Она не помнила, как умер муж, как его хоронили. Пробовала вспомнить, да не могла — лишь черноту видела непроглядную. Так, в черноте, пролетело полгода. А когда великий врач — время — сделал своё дело, оказалось, что вокруг — совсем другой мир. Мир, где идёт война между братьями, между отцами и сыновьями. Мир, где вдове священника непросто жить, непросто выжить.

И опять люди дивились на Марию. Столько лет, как за каменной стеной, жила она за мужем, а осталась одна — сама стала стеной. Бралась за любую работу, лишь бы детей накормить. А когда поняла, что опасно в городе оставаться — припомнит ей власть Советов, что муж «опиум для народа» давал, собрала детей, да и уехала из города.

Впрочем, бежала Мария не на голое место. Семья переехала в Юзовку, куда ещё раньше перебрались земляки из Ногайска. Там и устроились: Георгий пошёл на металлургический завод, старшие девочки — на швейную фабрику, младшие учились, а Мария работала уборщицей в школе.

Постепенно жизнь налаживалась, Мария снова чувствовала себя счастливой. Как всегда, радовали дети. Георгий, работая на заводе, окончил фабрично-заводскую школу и поступил в институт, на инженера учился. Его способности к математике поражали профессоров. Женился на местной девушке, Полине. Семья у Полины — хорошая, верующая, все работящие, да и с лица она — красотка, черноглазая, темноволосая. Вот только росточком мала, даже до плеча мужу не достаёт. Ровно как Мария своему покойному Григорию.

Елена удачно вышла замуж и уехала в Николаев. Её мужа, Ивана, Мария слегка побаивалась — он был истовым большевиком, у собственного отца красильную мастерскую экспроприировал. В Николаеве Иван занимал пост главного редактора газеты. Эх, знал бы он, что стал мужем поповской дочки! Да нет, так до конца жизни и не узнал…

Валентина, старшая, тоже замуж выскочила, и тоже — за большевика. Её муж Марие не сильно по нраву был, но дочка его любила, а это — главное.
Варвара кончила бухгалтерские курсы, младший, Василий, пошёл по следам брата, учился в институте. Работать младшим пока не пришлось — старшие поддерживали и мать, и брата с сестрой.

Теперь у Марии опять был свой дом — небольшой, но уютный, да с палисадничком, где росла абрикоса и разноцветные неприхотливые мальвы. Мария любила, придя с работы, сесть под мальву, смотреть на небо, слушать стрёкот цикад и думать о детях и внуках.

В тридцать седьмом Мария получила из Николаева два письма. В первом Иван сообщал, что у них родилась ещё одна девочка, назвали, как и предполагалось, Светланой, в честь дочери товарища Сталина. Второе письмо пришло через три недели. Елена, ничего не объясняя, просила мать срочно приехать. Мария сразу почуяло неладное, пока ехала, гадала, с кем беда — с маленькой внучкой или с дочкой. Оказалось — другое.

Верный ленинец Иван был арестован. Елена, оставив десятилетнюю Нину и крошечную Светлану матери, бегала по каким-то комиссиям и комитетам, всё доказывала, что муж невиновен. Впрочем, недолго бегала — через три дня после приезда Марии её дочь домой не вернулась. Мария не знала, куда бежать, где искать дочь. Хмурый сосед по квартире буркнул — арестовали. Ещё три дня Мария ждала дочь. А потом ночью кто-то стукнул в окно (жили на первом этаже). Мария открыла окно, на подоконник упал камень, завёрнутый в бумажку. На бумажке — несколько слов: «Если хотите спасти детей, бегите из города!»

Мария не стала ждать утра. Схватила детей в охапку — и в Сталино (так теперь называлась Юзовка). Удивительно, но бессердечная машина уничтожения пощадила беглецов. Но не пощадила Марию судьба. Не прошло и полгода, как умерла старшая дочь, Валентина. Не успела оправиться от одного удара, последовал другой — скарлатина унесла к матери младшую дочку Валентины. Осталась одна Галя, сирота при живом отце. Тот дочь и жену недолго оплакивал, ударился во все тяжкие, каждый месяц у бедной Гали была новая мачеха. Мария умоляла отца отдать внучку ей, но зять только отругивался…

Маленькие Нина и Света год росли сиротами, но не несчастными, а окружёнными заботой бабушки, дядей и тёток. А через год случилось чудо — вернулась Елена. Живая и невредимая, но странная, чужая. Казалось, она стала ещё меньше ростом. И раньше тихая, теперь она словно онемела. Не озлобилась, нет, тихая была, но светлая. И ещё странность: больше года не могла она есть за столом, брала еду, уносила в сторонку, садилась на пол и съедала. Что там было, в тюрьме, как жила-выживала? Так и не узнала об этом Мария, никому о том дочь её никогда не рассказывала. А дожила до девяноста лет, всё такая же тихая, молчаливая, светлая…

Перед войной вышла, наконец, замуж младшая, Варвара. Замужество оказалось коротким — в июне сорок первого мужа мобилизовали, новорождённый сын умер в первые дни оккупации, на мужа пришла похоронка. И осталась Варвара бездетной вдовой…

И войну пережила Мария, и оккупацию. Галю, старшую внучку, фашисты угнали в Германию. Горячо Мария молилась о ней, и вымолила — вернулась Галя, вернулась!

А потом рано утром ворвалась в дом Полина — забрали мужа. Мария никому бы не признавалась, но Георгий всегда был её любимцем. И не только потому, что как капля воды походил на отца. Весёлый, умный, справедливый, душа любой компании, верный муж и нежный отец — вот каким он был. Мария вместе с Полиной и Любочкой молилась о нём, но в душе с первой минуты знала, что никогда уже не увидит сына. Так и вышло. Чья клевета, чей донос прервал звонкую светлую жизнь? Мария не хотела о том знать. И молила Бога о живых…

И Бог слышал мольбу Марии. Зарастали раны, появлялись новые внуки, росли и улетали из гнезда старшие. И боль, не оставляя сердца Марии, становилась привычной и сладкой, и возвращалось ощущение счастья. Жила она теперь с семьёй младшего сына, нянчила его младших, послевоенных детей. Появились правнуки, дети Нины. И грело солнце, и лёгкий ветер шевелил цветы в саду. Мария любила сидеть тут под большой шелковицей и вспоминать, вспоминать. Воспоминания сбивались, часто, пытаясь представить лицо Григория, она видела Георгия, а черты внучек застилали лица дочек в детстве. И прошлое казалось таким счастливым, и даже утраты приобретали смысл и не казались бесполезными.

Мария умерла во сне, разменяв девятый десяток. Ей бы понравилось, как её похоронили. Была печаль, был свет, была любовь. Приехали все — и оставшиеся в живых дети, и внуки, и две правнучки. Лишь Любочки не было — от неё скрыли бабушкину смерть. В те дни она родила дочку. И эта дочка — я… Моё имя — не Мария. Но любовь к жизни, радость жизни, которая с детства в сердце моем, досталась мне от прабабушки, я знаю…

Татьяна Попова
из книги «Бочонок Мёда для Сердца»