Это было ещё в Ленинграде, в середине 80-х.

Ехал я в маршрутке, на Васильевский. На сиденье рядом, бушевал ребёнок, лет шести.

Его мама безучастно смотрела в окно, не реагировала. А он дёргал и дёргал её за рукав. За окном проплывали деревья, дождик моросил, серо было, ну, Ленинград!
Ребёнок что-то требовал, или что-то утверждал.

И тут вдруг, она, как развернётся от окна к нему, как дёрнет его за руку на себя, и как прошипит ему:

— Что ты хочешь от меня?!

Он запнулся.

— Что ты хочешь, я тебя спрашиваю?! Да ты вообще знаешь, кто ты такой?! Ты никто! Понял?! Ты никто-о! — она это выдохнула ему в лицо, просто выплеснула.

Мальчик смотрел на неё, и мне показалось, у него дрожит голова. Или это я дрожал. Почувствовал, как потеет спина. Помню первую мысль: «Неужели это она ему говорит?! О ком она думает в этот момент?!»

— Видеть тебя не могу, — прошептала она.

— Ты же убила его! — сказал я, но никто меня не услышал.

В маршрутке, как ни в чем не бывало, продолжали дремать люди. Я сидел, не шевелясь. А мальчик не плакал. Она отбросила его руку и снова развернулась к окну.

Он уже не бушевал, притих, как-то сразу. Смотрел в разорванную спинку сиденья напротив и молчал.

А у меня было желание встать и при всех, вот сейчас, просто разорвать её на части! Сказать ей:

— Это ты б… последняя! Это ты никто! Ты же убила его!

Клянусь, я бы сделал это!.. Мальчик сдерживал меня.

Я закрыл глаза, стал глубоко дышать, чтобы успокоиться как-то.

А когда открыл их, увидел конфету. Молодой парень, похоже, студент, такой светлый, кучерявый, в джинсовом костюме, протягивал конфету мальчику. Он ещё встряхнул рукой, сказал:

— Бери, это тебе.

Тот взял. И тут же парень протянул ему вторую конфету. Мальчик помедлил и взял вторую.

Дальше происходило действие, вспоминая которое, я еле сдерживаю слёзы.

Мальчик не стал есть, он коснулся маминой руки. Она не сразу повернула к нему лицо. Но, всё-таки, повернула. И видно хотела добить его. Но он протягивал ей конфету.
Она посмотрела на него, на конфету, я видел, она недоумевает. Тогда он вложил ей конфету в руку. Она, как обожглась, быстро вернула ему.

— Я не хочу, — сказала.

Две конфеты лежали у него на ладони. Руку он не опускал.

— Ешь сам, — сказала она и тихо добавила, — Я не хочу… Честное слово.

Тогда он положил конфету к ней на колени.

Никогда не забуду эту паузу. И эту взрослость. Передо мной за несколько минут этих мальчик стал мужчиной, а она, из злой, раздражённой стервы, стала красивой молодой женщиной. Во всяком случае, это я так почувствовал.

Она молчала. Долго-долго молчала. Смотрела на него так, словно только увидела.
Потом обняла. И он её обнял. Потом он развернул конфету и дал ей. И пока она не положила её в рот, сам не ел.

Вы представляете такое?! Это был ещё одни шок, но уже другой. Я тогда подумал о себе. Я подумал, вот ты сидишь, такой праведник, ты хотел встать, обвинить, ты хотел её «разорвать», переделать. И ты бы, ничего не добился кроме скандала и брани. А этот мальчик, посмотри, насколько он мудр, как он велик, этот мальчик, он взял другим. И пронял до самых печёнок, до сердца, до слез.

«А ещё, этот молодой парень, который дал ему две конфеты, — подумал я, — он ведь не просто так дал две». Я огляделся… В заднем стекле маршрутки увидел этого молодого парня, он уходил вдаль по «моросящей» улице. А мама и сын сидели, склонив головы, друг к другу. Как молодые влюблённые, ей богу!

Тут водитель объявил мою остановку. Я, выходя, дотронулся до руки мальчика.
Я этим сказал ему «спасибо». Не думаю, что он понял, но это и не важно. Я навсегда запомнил этот урок.

Запомнил-то, запомнил, но должны были пройти годы, чтобы я его осознал. Что это и есть настоящее воспитание. О котором не все взрослые знают. Что только примером и воспитывают. Не криком, не обвинениями, не битьём, нет. Только пример работает, больше ничто. И мальчик этот показал пример. И ей, и мне. И он изменил нас.

Где он, этот мальчик?! Где ты, мальчик?! Что с тобой сегодня? Как же ты нам нужен всем, а?! Мы ведь без тебя пропадём.

Семён Винокур