Я знаю, что мой отец не хотел бы меня увидеть грустным и побеждённым — именно ради этого я борюсь каждый день, чтобы быть счастливым и радостным. Я знаю, что отец меня видит и хочет, чтобы я был таким.
Криштиану Роналду

Алёнке приснился загадочный сон. Сны ведь бывают разные: пугающие, странные, мистические, эротические, разные бывают, чего уж перечислять, а этот и вправду был загадочный. Во сне к Алёнке явился старец. В белом. Сам Бог или помощник его, — этого Алёнка спросить не успела. Старец ненадолго явился. Может, минут на пять, а то и меньше. «Ты, милая моя, — сказал старец по-отечески, — мечешься между небом и землёй, никак места себе не найдёшь». «Так и есть, — подумала Алёнка, проснувшись, — То мечтаю о чём-то неосуществимом — а вдруг, а если, а вот было бы здорово — витаю, как говорится, в облаках. То сваливаюсь в реальность, в которой и то не так, и это не эдак».

Но главное было не в том, чтобы упрекнуть Алёнку, а в том, чтобы подсказать ей решение. Старец сказал Алёнке, что ей надо дотронуться до своего отца.

— Как же я до него дотронусь? — удивилась Алёнка в своём сне, — Он же умер. Умер, папка-то мой, уж лет тринадцать как умер. Пил много. От пьянки и умер. А не видела я его и того больше, родители развелись давным-давно, а когда мне лет десять было, он нашёл меня. Подкараулил у школы. Посидели с ним на лавочке у дома, разговора так и не получилось: он молчал, и я молчала.

— Твой отец не умер, дотронешься до него, перестанет душа метаться, и всё хорошо у тебя в жизни будет, будешь счастлива, — уверенно сказал старец и… исчез.

Вот такой загадочный сон.

«Странно, — думала Алёнка, — как это не умер? Хотя, как знать? Мне мама сказала, а ей ещё кто-то сказал, а тому ещё кто-то. Может, напутали чего? Может, неправда? Надо будет у мамы спросить. Пусть точно уточнит, — умер или не умер. Такие старцы по снам просто так не ходят!» — размышляла Алёнка, собираясь на работу. А вечером не выдержала, объяснила начальнице, что нужно срочно навестить мать, нашла себе сменщицу на три дня, звонить-предупреждать не стала, купила билет на поезд и поехала разгадывать свой сон.

Мать открыла дверь и растерялась, — засуетилась тут же, заволновалась, заставила стол соленьями-вареньями, и давай расспрашивать Алёнку: «Что с работой? Нет ли долгов? Справляется ли? Не собралась ли замуж? Не обидел ли кто?» Это же что-то должно произойти, — как так взять и приехать? Неспроста!

— Мне сон приснился, — начала своё объяснение Алёнка, — Старец приснился, весь в белом, сказал, что мне надо дотронуться до отца. Отец мой, говорит, не умер. Сказал, что если дотронусь, буду счастлива.

— Ох, — мать словно выдохнула всю тяжесть бытия, вышла с кухни, вернулась со слезами на глазах и с маленькой фотокарточкой в руке.

— Вот твой отец, — она вручила Алёнке фотографию и встала спиной у окна. Иногда лучше спиной стоять к тому, кому хочешь сказать что-то важное или тайну открыть. В этом случае было и то, и другое.

— Это твой настоящий отец. Может, он и жив. Андрей, царство ему небесное, замуж меня беременную взял. Вернулся из армии и женился. В любви клялся, уговорил, обещал, что осуждать не будет, а потом то ли от того, что простить не смог, то ли от ревности, то ли ещё от чего начал пить.

Ни разу не упрекнул, а только пил и пил. Сначала по чуть-чуть, а потом всё сильнее и сильнее, но тебя любил. Сходство всё старался найти, — и глазки у тебя его, и носик, хотя знал, что не его ты дочь, не его. Я от чувства вины тоже не знала куда деваться, угодить всё пыталась, на пьянку эту долго глаза закрывала. А когда уж невмоготу стало, — мы развелись.

— Я помню, — тихо ответила Алёнка, вглядываясь в фотографию, с которой на неё с прищуром смотрел яркий брюнет с ямочкой на левой щеке от лёгкой улыбки. Алёнка наклонила голову, улыбнулась и проверила свою ямочку — такая же, на этой же щеке.

— Доченька, прости меня! Прости! Прости! — мать развернулась от окна к Алёнке. Алёнке показалось, что мать при встрече была постаревшая, осунувшаяся, с опущенными плечами, Алёнка даже успела подумать, входя в дом: «Надо бы чаще приезжать, навещать, а не одними звонками отделываться!» Сейчас у окна мать словно помолодела. Хоть и заплаканная, но очень красивая. Алёнка увидела её молодой, яркой, изящной.

— Мам, ты любила его? — спросила Алёнка, глядя на фотографию. Взгляд чёрных глаз словно приковал её к себе.

— Молодая была, дурочка! — мать снова отвернулась к окошку и продолжила свою исповедь, — Страсть. Страсть, как будто заколдовала, свалилась как в омут. Когда опомнилась, поздно уже было. На аборт хотела пойти, избавиться хотела от греха-то. Отца с матерью боялась, и им царство небесное, упокой, Господи, их души. Отец мой убил бы, если бы узнал. А тут Андрей объявился. Демобилизовали. Я его ждать не обещала, мы с ним до армии и не встречались совсем. Не целовались даже ни разу. Ходил за мной, караулил. Он мне странным всегда казался. Молчаливый, — молча с автобуса встретит, молча цветы вручит, молча до дома проводит. У двери всегда говорил: «Всё равно будешь моя!», и уходил. Вот и вся любовь. А тут такой ухажёр, — прогулки, слова, романтика. Как вихрь появился, и исчез так же. Когда ветер в голове, видимо, вот такой вихрь и получается. Прости меня, доченька, прости! Ты, ради Бога, моих ошибок не повторяй! Жди любовь, доченька, верь в неё, в настоящую! Бог есть! И любовь, значит, есть! Прости меня! — она снова заплакала.

— Ну что ты?! Какое прощение?! За что простить-то? За то, что я есть? Мам, а как его зовут?

— Тоже Андрей.

— Он знает обо мне?

— Да.

— У тебя есть его телефон, адрес?

— Теперь нет. Да и что же ты его искать, что ли будешь? Хотел бы, — сам нашёл. Прости меня, доченька!

— Мам, за что, за что простить?! Я тебя люблю. Так случилось, да. Но я-то уже есть! Куда меня теперь?! Аборт уже не поможет.

— Шутки у тебя тоже! Вот и я смотрела на тебя всю жизнь и думала, как же так, господи?! Я её чуть не убила, чуть не избавилась от девочки моей, кудрявенькой, хорошенькой. Ты когда маленькая была, всё уговаривала меня развестись, боялась папку-то пьяного. «Уходи от него, уходи!» — как взрослая советы мне давала, а я всё убедить пыталась: «Как же ты будешь без папки-то?!», а ты мне отвечала: «Не хочу такого папку, не папка он мне! Лучше никакого, чем такой!» Боже, сколько же слёз я выплакала, одному Богу известно.

— Мам, — Алёнка оправилась от шока и уже могла говорить во весь голос, — Старец-то не просто так получается во сне пришёл. Сколько лет ты носила всё это в себе?! Ты посмотри на себя! Ты помолодела, у тебя плечи выпрямились, — ты от груза на душе только что освободилась, мам!

— Прости меня, доченька, прости! Может, из-за моих грехов счастья нет? Найти надо его, дотронуться, раз сон такой непростой приснился.

Весь следующий день они искали хоть какую-то ниточку, за которую можно было бы зацепиться, — мама обзвонила всех знакомых, которые, может, хоть что-то, но могли знать, Алёнка купила справочник с фамилиями и телефонами, и надо же! Нашли, нашли.

— Андрей Петрович умер в июне этого года, — ответил по найденному номеру телефона полусонный мужской голос, — Кто я? Я его племянник. Нет, у него не было детей. С какой вы его работы? Простите, плохо слышно. Похоронили на Антоновском кладбище да. Да, на старом. Двенадцатая аллея, записали? Третий поворот направо. Шестая могила.

На вокзале, провожая Алёнку, мать снова начала плакать, просить прощения. Алёнка никак не могла понять: за что?

— Мама, я прощаю, прощаю тебя, — крикнула она в окошко, когда поезд уже тронулся, — я скоро приеду, на Новый год обязательно приеду! Больше снов ждать не буду! — Алёнка пыталась рассмешить мать и радовалась её улыбке.

— Доченька, милая! Свечки теперь за двоих Андреев ставь! — успела сказать мать.

Алёнка помнила своё обещание и на новогодние праздники, действительно, собралась ехать к матери. В воскресенье сходила в храм.

«Мама спросит же! Что скажу? Надо сходить!» — рассуждала Алёнка ранним утром. Легко встала, собралась и выполнила просьбу — поставила свечки за упокой, в этот раз за двух Андреев. За здравие тоже поставила. Про сон и разговор с мамой Алёнка ни с кем не делилась, старалась не думать об этом. За день до отъезда она купила символические подарки друзьям, коллегам, а маме — новую скатерть, красивую вазу, элегантную кофточку, — сумки всё равно получились тяжёлыми. Её путь лежал через парк, и по дороге она решила остановиться у лавочки, поставить сумки, чтобы отдохнуть. Она достала из кошелька запрятанную фотокарточку и прошептала, глядя в прищуренные глаза отца: «Папа! Жалко, конечно, что так и не увиделись ни разу, не удалось дотронуться-то. И всё равно спасибо тебе! За жизнь! За такой подарок! Это же и есть самый главный подарок!»

Собираясь уходить, она заметила на лавочке лежащую дощечку, чуть запорошённую снежком. Алёнка подняла её, перевернула и увидела изображение святого и надпись: «Св. Ап. Андрей Первозванный».

Снова достала запрятанную фотографию, посмотрела на небо, и крикнула, что было сил, словно хотела, чтобы её услышали: «Спасибо тебе, папа!»

Москва, декабрь 2017

Ольга Плисецкая,
из книги «Бочонок Мёда для Сердца»