Предупреждение. В тексте содержатся нецензурные выражения.

В одном чёрном-чёрном городе, на одной чёрной-чёрной улице (ну, ночь на дворе!), я, красивая, ловлю такси.

Нет, не страшно. Я на шестом месяце беременности, что ещё со мной может случиться? Как в анекдоте про Красную Шапочку: лес знаю, секс люблю.

Рядом с моей босоножкой тормозит приличный дяденька на неприлично старой Волге. Как в песне: издалека дооооолго, привез отец «Вооооолгу», привез отец «Вооооолгу», а ей семнадцать лет…

Ну, мне, лягушонке, в принципе, любая коробчонка подойдет. Тем более на этом заброшенном шоссе Замкадья (трасса 60, блин) с проходимостью 2 грустные поливалки в час, 1 раззява-эвакуатор без добычи, и три почему-то «Мазды» (шоу мазД гоу он) выбирать особо не приходится.

Заглядываю в салон, оцениваю адекватность водителя. Он затраханный (исключительно в переносном смысле) и угрюмый как рэпер на концерте Бабкиной.

«Мне подходит, — думаю. — Маньяки, они полны сил, бодры и веселы. Потому что жертва — вероятно — окажет сопротивление. И у них руки, как правило, по локоть в крови. А этот мирный и даже приветливый».

Водитель и правда улыбается. Замечаю у него во рту три золотых зуба. Мамадорогая, так же теперь не носят, в «Космо» писали… Хотя для водителей «Волги», наверное, есть исключения.

Сажусь. Называю адрес. Улица Фучика, дом 12, квартира 161.
Про квартиру специально сказала, типа, пошутила.

— 161? Есть такая статья в Уголовном кодексе, — вдруг говорит дяденька и хрипло смеется джигурдой. — За грабёж.

Ну всё, думаю, капец котёнку… Брать у меня особо нечего, в сумочке нал только на такси, помада, влажные салфетки, телефон и апельсин от тошноты. Дяденька будет разочарован.

Косю на него лиловым глазом. Замечаю характерную татуху на пальцах — белый крест на черном фоне. Угораздило ж меня сесть в машину к выпускнику «Алькатраса»…
Ок, думаю, Гугл, молитвы…

Он включает магнитолу. Салон заполняет шансон, и вместе с ним голуби летят над нашей зоной… Вижу диск. Названия песен «Лагеря, лагеря», «Прости-прощай, зона», «Я откинулся на волю», «Бродяга», «Понты дороже денег». В принципе, если расположить эти названия в нужном порядке, выйдет честное резюме моего водителя.

Ну, блин, думаю, дяденька, отпустите по добру-поздорову, ну позязя…

Сижу как на причастии, коленочки сомкнула, голову опустила. Грешна я, отец, грешна.

Вдруг женский голос навигатора капризно произносит: «Через триста метров поверните направо»! Я вздрогнула.

— Не боись, — хрипло шутит мужичок. — Это Машка. Хорошая баба. Не крысятничает, не ворует…

Я вежливо улыбаюсь в ответ моему потенциальному Петросяну-Потрошителю.

— Че напряглась-то, — вдруг совершенно серьёзно говорит дядька. — Не бойся. Тебе нельзя нервничать. Ничего я тебе не сделаю — отвезу, куда сказала. Что ж я бабу с животом брошу на дороге? Да, я сидел, но я не падла.

Я съехала в кресле совсем низко. Понимаешь, дяденька, схороница мне надо…

— …Наследил по молодости. По глупости подпортил биографию. А сейчас исправился, но пришла расплата: никому я такой, с судимостью да в кризис, не пригодился. Вот, чтобы опять в криминал не нырнуть, да не спиться, на отцовой тачке бомблю. Чтоб себя прокормить, да матушку. Честная жизнь, она не сладкая выходит. Мне понятно, почему многие её меняют на другую. А я вот держусь…

Я смотрю на него с интересом. И уже почти не боюсь его.

— Я, знаешь, неплохим парнем был. Ведь и учился на пятерки, и матери с отцом помогал, и соседям, одиноким, всем за сына был. А вот оступился однажды — а теперь общество судит меня по этому «оступился», а не потому, что до этого 25 лет — не оступался. Сложно всё это…

Я уже совсем не боюсь его. Сочувствую. И уважаю. Он паркует «Волгу» около нужного мне дома, я лезу в кошелек, но он грубо отталкивает мою тысячу.

— С ума сошла? С беременной бабы деньги взять? Я что, не мужик?

— Ну, причем здесь… Вы — водитель, я — пассажир, и это ночной тариф.

— Ночью я тоже мужик, — поясняет водитель.

— Виталий, — я вздыхаю и напоминаю. — Вам нужно деньги зарабатывать.

— Руки-ноги есть, я заработаю.

Я уже хочу его обнять, ей-богу…

— Знаете что, Виталий, Вы, пожалуйста, держитесь. Ради себя, не ради общества. Обществу, по большому счету, Вы безразличны. Зато маме Вашей Вы не безразличны, папе…

— Отец умер…

— Извините, — я на секунду замолкаю, переживаю неловкость, и тут же продолжаю. — Вы совершили ошибку — но уже исправили её. Это видно по Вашим словам и поступкам. Найдите женщину, которая будет ценить Вас за Вашу силу воли, за порядочность, за Ваши принципы. Вы — объективно — очень сильный человек с очень правильными взглядами на жизнь. И вы не стали бы таким — не пережив тот опыт, с тюрьмой. Вы что-то украли у общества, общество отомстило — и украло у вас годы жизни. Теперь вы квиты. Вам нужно начать новую жизнь, не оглядываясь на прошлое. Найти достойную женщину, нарожать с ней детишек. Семья изживет из вас эти зековские пережитки, блатняк, и Вы станете снова…пятерочником. По жизни. Вы уже сейчас все делаете на пять, просто поставить оценку некому. А я вам желаю найти ту, которая оценит вас верно. А вы теперь — золото, Виталий. Знайте себе цену. Боритесь. Не сдавайтесь. Не ждите помощи, делайте сами — это очень достойно с Вашей стороны. Удачи Вам. Я в Вас верю.

Виталий молчал, смотрел, отвернувшись, в окно.

— Вот ты мне щас слова сказала… — прохрипел он в ответ. — Они дороже косаря, понимаешь? Я теперь тебе должен!

— Ну вот ещё, — смеюсь я.

— Нет-нет, стой! — он выпрыгнул из машины, побежал к багажнику, откуда вернулся с черным пакетом. — На вот, свои, наливные, яблочки, мамка растила, без пестицидов. С языком съешь. Тебе щас витамины надо.

— Я возьму парочку, Виталий, мне больше не надо…

— Нет, всё возьми, — приказал он.

И я взяла. Подчинилась. Мне было приятно подчиняться настоящему мужчине.

Я долго махала рукой отъезжающей «Волге», а потом достала яблоко, протерла его салфеткой и с наслаждением откусила… МММММ, вкуснятина…

Не судите, друзья, да не судимы будете…