Жили в одной деревеньке три соседа-приятеля. Семейным из них был только Николай, местный электрик. Вырастил с женой Людмилой двух сыновей-погодков. Ребята учились в сельхозтехникуме, планировали вернуться в родную деревню механизаторами, а ещё в армию сходить, послужить Родине, как и положено нормальным, здоровым парням. Грех было бы Николаю жаловаться на жизнь, всё у них с женой мирком да ладком. Он и не жаловался, но слабину имел, частенько с друзьями выпивал. Люда не ругала, отправляла мужика спать, пока не проспится и не протрезвеет.

Слева жил Алексей. Его жена умерла в родах, несчастье случилось в самом начале семейной жизни. Поскитался по свету, деньги хорошие зарабатывал, от себя сбежать пытался, от судьбы прятался. То к одной женщине прибьётся, то к другой, а всё не то, ни одна не полюбилась так, чтоб в родительский дом привести. Лёшина мать второй невестки не дождалась. А вот внучка радовала, после школы отучилась в городе на парикмахера, вышла замуж, родила. Бабка с дедом её воспитывали как дочку младшую, позднюю. Когда без сыновней помощи стало им тяжело, Алексей вернуться в деревню, в родительский дом. Работа нашлась, устроился плотником. Зарплата не бог весть какая, но подработка в селе на каждом шагу — кому крышу отремонтировать или забор подладить, а кому и гроб сколотить. Половина жизни пролетела, не заметил. Отгулялся, дедом стал, внучкУ радовался. Только нечасто дочь приезжала к отцу в деревню, всё больше в поминальные дни, могилки проведать да прибрать.

Справа жил сосед Васька. Весёлый, непутёвый, балагур и заводила всех выпивок и потасовок. Жена долго терпеть его выходки не смогла, махнула рукой — пей, гуляй, спивайся! — и, уехав однажды в город с маленькой дочкой на руках, больше в деревню не возвращалась. А Василий грустить не стал. Как соскучится, подсоберёт деньжат, наведается к своим в город, побудет денёк-другой и назад. Вроде и при семье, но одновременно и на свободе.

Частенько мужики сходились вместе: покурить, в баньке попариться или что-то по хозяйству сообща сделать, когда в одиночку справляться неохота. То за инструментом один к другому зайдёт, то на рыбалку сговорятся, то футбольный матч обсуждают или политику, забыв про дела. Бывало, Люда за стол всех сажала, борщом своим фирменным кормила, а иной раз троица выпивала у Васьки да консервой закусывала. Казалось, так и будет всегда, вместе состарятся, станут на одной завалинке кости на солнышке греть, молодые годы вспоминать, только пришла беда, Николая током ударило. Упал со столба, позвоночник сломал. Несколько дней жена просидела в больнице, проплакала. Перед Новым годом, не приходя в сознание, он умер. Алексею пришлось делать для друга гроб. Батюшка отпел. Похоронили.

После зимних каникул сыновья вернулись на учёбу в город. Мужики взялись Людмилу по-соседски опекать: воды натаскать, снег от дома откинуть, дорожки расчистить, чуть не каждый день проведывали, интересовались чем помочь. А к весне они начали друг на друга косо поглядывать, обоим Люда нравилась. Дошло до того, что стали следить, чтоб никто у неё не засиживался. Только за Васькой дверь закроется, как и у Лёши отыщется веская причина, чтобы немедля к соседке постучать. Стоят на пороге, вспоминают зачем пришли, никто первым уходить не хочет, пока она их обоих не выпроводит.

Подкараулил как-то вечером Василий соседа, полез было с кулаками. Алексей его подальше от Людиного дома увёл, вызвал на откровенный разговор. Стоят мужички друг напротив друга точно два мартовских кота, неуступчивые, злые, готовые к драке.

— Ты-то что против имеешь? — спрашивает Лёша. — Я вдовый. Она вдова. Глядишь, и сойдёмся. Колька б не возражал. А твоё какое дело? Ты женат. Для семейной жизни не годишься, но женат. Людмила больше пьянки в доме не потерпит. Если б мы перед тем случаем не пили у тебя полночи, голова у Николая была бы ясная, глядишь, не сорвался бы, жив остался. А я хочу семейным человеком пожить. И ей сыновей определять, им мужская поддержка ещё понадобится. Отца не заменишь, но всё же.

— Ну, уж нет! Мне Людка самому нужна. Разведусь! И пить брошу! — решительно заявил Вася. — И ты мне не мешай! Ещё поглядим, кто кого!

— Это Люде решать. Кого выберет, так и будет, — остудил Васькин пыл Лёша. На том и разошлись по своим домам непримиримыми соперниками.

Чуть снег сошёл, Алексей взялся за инструменты. Заборы поправил, деревца плодовые подрезал, побелил. Огород перекопал раньше обычного. Баньку свою всю зиму топил, Василия не звал. Да они и здороваться почти перестали, дружбе конец. Людмиле с дровами помогал, чтобы и она с банькой была, когда-никогда подруг позвала попариться. На работе-то на людях, а вот дома одиноко, заставал её Лёша в слезах не раз.

Василий месяц продержался, не пил, геройствовал. Соседке рыбу носил, зимним уловом делился. Шутки шутил, присватывался. Зачастил на рыбалку. Но привычка — вторая натура. Васькиной душе разгуляться нужно, разок с мужиками на работе выпил, второй — дома, как приехал из города, от жены. Та перемены в муже заметила, поверить не могла, что дождалась увидеть Василия трезвенником. Говорила с ним по-доброму, без упрёков и колкостей. Дочка-то папку любым любила, радовалась, когда он приезжал. А вот жена…

Воротился Василий из побывки, а Лёшка, хитрец, огород Людмиле копает. Трудится без остановки, точно боится не успеть. А чего старается? Будто ей помочь некому. Сыновья, ребята молодые, крепкие, за день бы всё сами вскопали, приезжают же к матери, не забывают. Вот с таких невесёлых дум, оглядев свой запущенный сад и давно не копаный, без единой грядки огород, и пошёл Васька искать бутылку. Ближе к вечеру заглянул к Людмиле во двор, а там — порядок, все дела наперёд переделаны неугомонным соседом.

Люда сама на следующее утро зашла, угощения принесла:

— Христос воскресе!

— Воистину Воскресе! — отозвался Василий.

«Пасха же, — хлопнул себя по лбу. — Вот чего Лёшка так спешил прибрать во дворе да в огородах порядок навести. О жизни думает, не то, что я…»

— Ты чего ж это, Вася, опять пьёшь? Неуютно у тебя, неубрано, а ведь сегодня праздник большой. Почему так живёшь? Взялся же за ум, к дочери съездил, к жене. Позвал бы их на

Пасху, встретил, как положено, зажили бы по-семейному… — расстроилась Люда. — Хочешь, позову подруг, уберёмся у тебя, вымоем всё тут, побелим. Дня через два. Давай?

— Нет, не нужно, — отмахнулся Васька. — Ты мне лучше скажи, за Лёшку замуж собралась? Вижу, как он тебя обхаживает со всех сторон. Всё норовит остаться. Уже посватался?

— Эх, Вася, Вася… — вздохнула Людмила. — Не о том думаешь. Одного друга схоронил, со вторым рассорился. Ещё и меня обидеть норовишь. Так нельзя. Приходи на обед. Ребята мои приезжают. Алексей с семьёй будет. У него сегодня дети в гостях. Посидим по-соседски, Николая моего добрым словом помянем. А как оно дальше сложится, видно будет. Не нужно, Вася, далеко наперёд загадывать. Сегодняшним днём живи. Так-то оно вернее.

Василий вышел на улицу вслед за Людой. Проводил до калитки. Огляделся, как будто видел всё впервые. Утро стояло светлое, тихое. Бездонное голубое небо согрето, пронизано солнечными лучами. Голые деревья. Ветви — словно руки, к небу… В соседнем селе звонят колокола. Недалеко, слышно отчётливо. Праздничная трезвонница. По небесам плывёт этот звон. Вот и до его, Васьки, сердца доплыл: «Воскресение Твоё, Христос Спаситель, Ангелы поют на небесах… и нас на земле сподоби чистым сердцем Тебя славить…»

И отозвалось сердце. И душа Василия возрадовалась: «Ты воскрес! И я смогу… Помоги, Господи!»

Наталья Кравцова