Гoворят, в мире есть особенный человек. Он — тот, кто садится рядом в маршрутке, когда твоя жизнь умудряется рухнуть за раз, когда личный крест становится слишком тяжёлым, чтобы нести его на спине. Когда твои руки трясутся — и голос, наверное, трясся бы, если бы камень в груди не мешал говорить. Когда всё мутнеет, становится вовсе не важным; когда связи, как ниточки, рвутся, а смысл — вроде бы, найденный — кажется глупой выдумкой, оправданием собственной бесполезности. Именно в этот момент особенный человек занимает сидение рядом с тобой. Молча посматривает на тебя, а потом произносит что-то простое, но до боли, до благодарного смеха необходимое. То, что даёт тебе силы пройти ещё несколько дней.

Ты улыбаешься и даже шутишь. Стыдливо прикрываешь лицо обеими трясшимися ещё недавно руками, желая скрыть свою неловкую, но явную разбитость, так отчётливо увиденную соседом. Но в глубине души ты знаешь, что тебя никто не осуждает. И тебе от этого легче.

Человек выходит cтобой на одной остановке. Иногда провожает до дома, но после, как полагается всем творцам добрых дел, отправляется дальше по свету. Помогать остальным обречённым.

Вскоре его встречают где-то ещё. Он застаёт заплаканных и пустых, но решительных в собственном уничтожении. Выгоревших внутри, забитых, наполненных болью до самых краёв. Они в безмолвии мерят своими шагами дороги, безвольно плетутся куда-то к концу пути.

Человек заcтает их у края. Этим краем является что угодно — высотное здание на окраине или дорожка в любимый парк, улицы Центра, двери подъездов… У каждого этот край — свой.

Но именно там им встречается человек. Солнечный по природе, с приглушённым светом в глазах, он произносит:

— Могу ли я чем-то помочь?

И люди не могут ему отказать. Враждебные изначально, замкнувшиеся в себе и собственном отчаянном несчастье, они вдруг отвечают, открывшись простому прохожему.

— Да, можете! — так часто говорят они.

И многие, чуть позже, добавляют:

— Сделайте… что угодно. Расскажите мне что-то, коснитесь меня… Только не оставляйте меня одного. И, очень прошу вас, не окажитесь ни вором, ни сволочью, ни обманщиком. Не окажитесь плохим. Мне не пережить ещё и это.

И боль выплывает наружу. Она накрывает огромной волной, и тела вместе с душами содрогаются — и дрожат. Обездоленные, люди задыхаются в рыданиях и собственном безнадёжном, поглощающем и беспросветном горе. И прижимаются к человеку. А он, выполняя их просьбу, отчаянный крик мольбы, обнимает их тёплыми, бережными руками и укачивает, не отпуская, словно заблудших детей. Он не отпускает людей до тех пор, пока яркая боль, вдруг вышедшая наружу, не покинет измученные сердца. Пока спокойствие родом из детства не окутает их сознание, унимая нервную дрожь.

После этого человек прощается и прощает: за слёзы и за минутную слабость, за рассказы о жизни, за ненависть и за боль. За все те пороки, которых мы так стыдимся, но которые есть у всех нас. И люди, принятые, успокоенные, снова стараются жить. Если не ради себя, то хотя бы для тех, кто, как Человек, не бросил их в час темноты. Они снова верят в добро — и, совсем капельку, в чудо, ведь такие спасители — вроде подарка небес. Они верят в себя и, иногда, даже в то, что смогут стать таким же Человеком, небезразличным к чужой пустоте.

Ведь отчаянным людям безудержно нужен тот, кто будет рядом, когда у них кончатся силы. Кто станет стеной перед самым концом пути, когда весь мир поблек, а будущее — радостное, яркое — обрушилось карточным домиком.

Нам всем очень нужен такой человек.

И подобных людей было бы много, если бы каждый из нас решил сделаться им для других.

Елена Корф