Когда я пришёл из армии Варя уже умерла. А их пес был ещё жив. Но тогда мы с Иваном ещё не общались, а только здоровались. О том, каким замечательным был этот пес, я узнал позже, но все равно не могу вспомнить, как его звали, хоть Ваня и рассказывал о нем очень много. О Варе он напротив, говорил скупо, и мне приходилось буквально вытаскивать из него по слову…

Но, давайте по порядку. Я родился и вырос в обычном районном центре Советского Союза. В таком уютном, зеленом, преимущественно одноэтажном городке совсем недалеко от центра. Мой дом, под номером 13, стоял на перекрестке двух улиц — Пролетарской, длинной, асфальтной и знойной, которая тянулась от центра через весь город и упиралась в пустырь на заводских задворках, и Пушкина. Улица А. С. Пушкина была короткой, тенистой, вымощенной брусчаткой, насчитывала три с половиной квартала, и, спускаясь с горы, вела прямиком в городскую зону отдыха. Вернее, если следовать нумерации домов, она не спускалась, а, — как и следовало улице с таким названием, — возносилась ввысь, но… вела она всегда почему-то в лес, на речку!

К чему я об этом рассказываю? Не знаю… Может быть потому, что пересечения таких вот непохожих улиц и непохожих судеб порой являют нам истинное устройство мира?

Варя и Ваня жили в доме напротив. В моем случае напротив — могло означать целых три варианта, но их дом был совсем напротив, то есть по диагонали. Сколько помню себя, столько я помню и Ваню. Многие люди за глаза называли его Иванушкой-дурачком, или просто дурачком. Мы же, пацаны 5–6 лет, подражая взрослым, дразнили его и часто зимой, ради развлечения, бросали снежками в закрытые ставнями окна. Ваня пытался незаметно подкараулить и поймать кого-нибудь нас, но мы всегда замечали его и с визгом, и неподдельным ужасом бросались врассыпную. Мы знали, что он не догонит нас, ведь Ваня был инвалидом.

Его историю я узнал позже. Простой сельский парень подрядился работать на стройках в столице, по недосмотру бригадира сорвался с лесов и покалечил ногу. Как это нередко случалось при советской системе, всю вину решили свалить на пострадавшего, а когда наивный и горячий Иван начал принципиально отстаивать свои права, решили сделать его «дурачком», спровоцировали конфликт и оформили в спец-учреждение. Из психушки Ваня вышел с пометкой на всю жизнь.

Каким образом он прижился у Вари, абсолютно посторонней, одинокой женщины, которая была старше его на 20 лет, я не знаю. Как, впрочем, ничего не знаю и о самой Варе. Одно могу сказать точно — ничего более нелепого, чем эта пара я в жизни не видел! Иван, хоть и хромой на одну ногу, был рослым, крепким красавцем с правильными чертами лица! Поскольку на работу его больше нигде не брали, промышлял он тем, что вязал на продажу березовые метлы и копал. Его в частном порядке нанимали копать траншеи и ямы и когда он летом, работая, сбрасывал рубаху, то был похож на античного бога! Варя же была, мягко говоря, не красива. Длинная, нескладная, сухая, как ветка, с мелкими чертами лица, вечно в каких-то нелепых панамах и ситцевом платье, больше похожем на халат. Особенно непривлекательно она выглядела на пляже. Худые неровные ноги, покатые плечи, округлый живот, дряблая кожа. Ещё она носила массивные роговые очки с огромными линзами, которые делали её похожей на карикатурную жабу, а старый выцветший купальник только усиливал это сходство. За всю жизнь я не слышал от неё ни слова. А потом у них появился пес. Вернее, это она подарила Ване щенка. Пес был таким же нелепым, как Варя, и, на мой взгляд, абсолютно бесполезным. Маленький, лохматый, из густой шерсти едва видны два черных глаза.

Позже, повзрослев, я часто наблюдал, как Ваня, Варя и лохматое недоразумение медленно идут мимо наших окон в лес. А вечером они возвращались назад и Иванушка-дурачок без всякого видимого напряжения, прихрамывая, нес на плече одно, а то и два внушительных бревнышка (Варин дом отапливался дровами). Эта картина стала мне настолько привычной, что в определенный момент я перестал её замечать. Я учился, мечтал, готовился к большой интересной жизни и надеялся, что когда-нибудь встречу настоящую Любовь, ведь, — я точно знал, — она без всяких сомнений существует!

Потом была армия — Советская армия, — серьезная школа жизни. Не знаю как кому, а мне повезло. Я научился многому и до сих пор вспоминаю это время с благодарностью. В свой город я вернулся повзрослевшим, самостоятельным человеком, начал замечать Ивана и здороваться с ним. От матери я узнал, что Варя умерла, и Ваня остался один. Вернее, мы все думали, что он остался один, потому, что никто не воспринимал всерьез его пса. Как же мы ошибались! По-настоящему один Иванушка-дурачок остался через год с лишним, когда от старости умер его пес — тонкая ниточка, которая связывала его с Варей! После смерти пса Иван заметно сник. Мне было жаль его и чтобы хоть как-то поддержать, при встречах на улице или на речке, куда мы оба ходили по утрам купаться, я стал с ним разговаривать. Вот тут я и узнал, что все мое детство и юношество настоящая Любовь жила со мной по соседству, в доме напротив! «Ах, Варенька! Что это была за женщина! Таких больше нет и никогда не будет!» — сказал мне однажды Иванушка-дурачок. Всего однажды… но свет, которым лучились его глаза я запомнил на всю жизнь!

Евгений Архипенко