Спаси меня, и я спасу тебя.
Неизвестный автор

Каждой вещи своё время, каждому времени свой поступок и решительный шаг. Время уходит незаметно, утекает сквозь пальцы потоком несостоявшихся слов и событий, и то, что недавно было «сейчас», через несколько мгновений становится прошлым. Но всё-таки есть в жизни каждого из нас истории, которые надолго, а то и навсегда, отпечатываются в памяти. Проходит 5, 10, 20, а то и 30 лет, а самые, казалось бы, незначительные моменты давних событий мы помним с такой кристальной ясностью, как будто это было буквально пару часов назад. Зачастую такие события накладывают отпечаток на всё дальнейшее течение жизни или становятся поводом для долгих ночных размышлений. А может, так и действует понятие относительности времени?

29 декабря. Наступал новый 1986 год — начало перестроечной эпохи. Пустые полки магазинов, тотальный дефицит всего, жареная картошка с луком каждый вечер… И торт один раз в год — на новогоднем столе. И то, если повезёт, и товар не закончится за одного человека перед тобой.

Мне не повезло. Пытаясь размазывать одубелой варежкой моментально индевевшие на морозе слёзы, возвращаюсь домой. Сладкая мечта с кремово-масляными однобокими розочками исчезает в морозном мареве. От обиды неизвестно на кого ноги не идут домой, заплетаются и, кажется, готовы унести меня в каком угодно направлении, но только туда, где будут шоколадные реки и бисквитные берега.

Говорят, что у обиженного ребёнка обостряется слух. Теперь я взрослая тётка и не знаю, насколько это правда, но тогда примета сработала на все сто. Неизвестно каким образом среди шумов уличной толчеи я услышала тихое кошачье мяуканье. Иду на звук. Долго стою, не шевелясь и практически не дыша. Жду, когда кот снова даст о себе знать.

Помню, что стояла неподвижно долго, потому что сапожки на рыбьем меху не очень-то держали тепло, и ноги сделались как будто стеклянными. Наконец слабый звук повторился, и я безошибочно определила, откуда он.

Через пару минут из узкой щели под крыльцом магазина «Трикотаж» мной был извлечён небольшой дымчато-серый кот.

Казалось, что сама Снежная Королева дохнула на животного — таким он был холодным. Кот мелко дрожал всем телом и пронзительным взглядом единственного глаза (второй был покрыт коркой засохшей крови) доставал до самого сердца. Веса в нём не было вообще: как говорят в народе, полкило костей и… и всё — почти скелет, обтянутый плохонькой шкуркой.

Уплывший из-под носа новогодний торт был мгновенно отправлен в бессрочное плавание по реке Забвения, а кот водворён под расстёгнутую на груди облезлую шубейку.

Со всей своей восьмилетней прытью несусь домой. Стучу в дверь ногой, так как обе руки удерживают кота за пазухой и расходящиеся полы меховой одёжки.
Взгляд мамы, открывшей мне дверь, невозможно было описать одним словом. В нём было всё: злость, недоумение, тревога, досада… Но было в нём и ещё что-то такое, чему даже я, учитель-русист, до сих пор не могу подобрать точное определение.

Странно, но я не была наказана ни за долгое отсутствие, ни за резкое увеличение с моей лёгкой руки количества членов семьи, ни за то, что пришла без торта. Я смутно помню, какими словами — подозреваю, что не совсем приличными, самыми мягкими из которых были «дармоед», «нахлебник» и «спиногрыз» — сопровождалось мытьё в тазу принесённого кота. Хорошо запомнились только перспективы недалёкого будущего нашей семьи, обрисованные мамой: теперь у нас на столе будет мясо, ибо мы будем есть мышей, пойманных этим котом.

При более детальном рассмотрении кот оказался молодой кошкой с двумя глазами. Рана на мордочке хоть и была большой, глаз, к счастью, был не задет. Кошечку назвали Машей.

Маша оказалась на редкость воспитанной и смышлёной: мебель и обои не драла, на стол не запрыгивала, а по своим кошачьим делам ходила исключительно на улицу. Мало того, по приходу с прогулки она подпрыгивала и нажимала на дверную ручку, требуя, чтоб её впустили.

31 декабря, вечер. Маша, как обычно, попросилась выйти. В доме готовились к празднику: доставали надёжно припрятанные вкусности, нарезали кое-какие салаты, наряжали ёлочку. Когда до боя курантов осталась пара десятков минут, все уселись за стол проводить старый год.

Как раз в эти минуты кошка «постучала» в дверь. Как самый младший член семьи, я была отправлена открыть дверь и впустить Машу. Заметно похорошевшая за два дня кошка серой молнией прошмыгнула в квартиру. Я даже не успела повернуть рычажок замка, как из комнаты раздался истошный визг мамы и звук чего-то бьющегося…

Оказалось, что Машка с разбега запрыгнула маме на колени и положила ей в тарелку… свежепойманную мышь!

Когда испуг немного рассеялся, оказалось, что Новый год уже наступил! Но наша семья ничуть не расстроилась, наоборот, все смеялись и хвалили кошечку за сообразительность и умение благодарить, попутно припоминая слова мамы о дармоеде и нахлебнике.

Очень скоро бока Маши покруглели, шёрстка заблестела и залоснилась. К весне наша семья увеличилась ещё втрое: кошка принесла забавных мягких котяток. Со временем всех их разобрали в добрые руки наши соседи.

Маша прожила с нами 17 лет. Мне было 25, когда её не стало — так же неожиданно и быстро, как она и появилась. Она просто не вернулась домой, а через несколько дней дворовые мальчишки нашли её за гаражами…

Теперь за нашим городом, среди двух берёзок, еле-еле заметна верхушка большого камня, под которым мы похоронили мою новогоднюю находку. В быстром течении времени мы нечасто вспоминаем Машу, но с тех пор в нашей семье (а теперь и в моей собственной) живут коты — такие же бедняги, принесённые с улицы, вылеченные и откормленные. И знаете, нет на Земле существа более благодарного и преданного, чем спасённый от неминуемой бездомной гибели обыкновенный Кот!

Майя Галицкая
из книги «Бочонок Мёда для Сердца»