Как-то глупо всё получилось. Случайно попавшееся письмо, от которого земля из-под ног… Вся эта вдруг открывшаяся переписка за её спиной. Обида, захлестнувшая с головой. Решение расстаться.

Дочки оказались дома, когда муж пришёл собирать вещи, при них паковал чемодан. Бывший муж… Телевизор, который ему не отдали дети. Их слёзы.

Может, всё это забудется со временем. А пока надо спасать Альку. В больнице на ней поставили крест. Залечили. Диагноза нет. Отправили с глаз долой в другой город, не зная, что ещё предпринять.

Молодая худенькая женщина ехала в детскую больницу. ПАЗик уже подъезжал к автовокзалу. Надо было взять себя в руки. Она справится, отыщет дочь и решит, что делать дальше.

***

«Вы её покормите, если сможете. Она не ест, мы ничего не можем сделать, придётся на глюкозу сажать », — затараторила медсестра. Из-за её спины, чуть пошатываясь, вышла Алька — кожа да кости.

Мама взяла дочь за руку и повела на улицу, в больничный дворик. Присели на лавочке. Девочка даже не взглянула на продукты, которые мать торопливо доставала из сумки. Накормить, накормить, накормить!

«Посмотри, сколько бабушка наготовила! Всё, что ты любишь. Ешь, пожалуйста, — уговаривала она. — Ты должна покушать, Аля. Почему ты не ешь? Объясни мне, почему?»

Алька, вышедшая на свежий воздух из душной палаты, где их лежало четверо девчонок от шести лет и старше, а потому без родителей, вдруг осознала, что вот она, мама, рядом, что никто не бросил её тут, в чужом городе, насовсем, как казалось ночью и даже утром, пока они не увиделись.

«Там тараканы!» — первое, что смогла произнести Алька. «Где тараканы? Какие тараканы? У нас нет никаких тараканов, не придумывай! — удивилась мать, протягивая дочери тёплый ещё блинчик, свёрнутый в трубочку. —

Запивай компотом. Или котлетку съешь сначала. Я тебе и борщ привезла. Бабушкин, со сметаной, как ты любишь».

Алька держала в руках блин и банку с компотом, но есть не могла. Рассказывала и дрожала.

В больнице живут тараканы, доселе невиданные, страшные, усатые рыжие насекомые. Хитрые, быстрые и размером с её мизинец. Они везде — в тумбочках, на подоконниках, под кроватями и даже в тарелках с супом…

У них длинные ноги и крылышки. Если ночью резко включить в палате свет, тараканы прыгают с потолка и разбегаются, кто куда. Они могут ходить вниз головой и никого не боятся. Ну, разве что санитарку, которая гоняет их шваброй, когда моет пол.

Тараканы снились, и девочка в ужасе просыпалась ночью. Засыпала, натягивая простыню на голову. Прочь, усатые! Прочь!

Таблетки она выбрасывала, не могла их глотать. А вот от уколов было не отвертеться. Страшные, горячие, внутривенные вводили медленно, сознание так же медленно уходило. Совсем лёгонькую, её приносили обратно в палату на руках, а назавтра вновь вели на эшафот.

Жизнь утекала из Альки тоненькой струйкой, она всё больше слабела. Казалось, родные навсегда её оставили, позабыли, хотя в этой больнице девочка находилась только третий день.

За окном звенело лето. За окном была жизнь. Строгая медсестра сидела на посту и следила, чтобы дети не просочились на улицу, не сбежали домой или погулять.

…Алька ждала маму. Убегать всё равно некуда, да и не смогла бы она уйти далеко.

***

«Давай кушать вместе, — уговаривала мать и тоже взяла блинчик,- ты обязательно должна поесть, хоть немного». Дочка старательно жевала, но проглотить ничего не смогла. Попила бабушкин борщ прямо из банки. Да ещё глоточек компота осилила.

Расспросила о Лёльке, о бабушке, вздохнула, вот сейчас мама уедет, и она снова останется одна в чужом городе, в больничной палате, из которой уже никогда не выйдет.

«Что ты хочешь?- спросила мама, она не могла уйти просто так. — Что бы ты сейчас съела? Скажи, Алечка.»

Было, было то, что ей хотелось бы если не съесть, то хотя бы подержать в руках. Оранжевые шары, волшебные, пахнущие летом и свободой, приносили мамы другим девочкам. По палате разливался аромат, до этой больницы Альке незнакомый, такой желанный, что она невольно глотала слюнки. Попросить хотя бы дольку у девчонок не решалась, а сами они не угощали. И Алька выдохнула: «Апельсины».

Только где же мама их возьмёт? Это всё равно, что мечтать о новой кукле, о волшебной палочке, о сказочном дворце или платье, как у Золушки на балу. Всё равно, что мечтать уехать сейчас с мамой домой. Нет, она даже не будет проситься, вернётся в палату.

«Я принесу тебе апельсины,- уверенно сказала мама. Собрала весь провиант в сумку, поставила в Алькину тумбочку. Подожди меня в палате. Вернусь, помою тебя и переодену, хорошо? Отдохни пока немножечко, договорились?» Дочь кивнула и села у окна. Ждать. Палата в присутствии мамы уже не казалась ей тюрьмой, из которой не выбраться на белый свет.

***

Невысокая стройная женщина торопливо уходила из больницы. В глазах её стояли слёзы, которые не должна была видеть маленькая дочь.

Альке — восемь, но она словно старенькая сгорбленная старушка, едва передвигающая ноги. Апельсины, которые попросила девочка, непременно нужно достать. Времени совсем нет. Эх, где хранится волшебная палочка из Алькиных сказок, как бы она пригодилась сейчас.

Апельсины в те годы были роскошью. Раздобыть их в незнакомом городе — на грани фантастики. И мама пошла по магазинам, надеясь на чудо. Их не было в продаже. Всё, что угодно — груши, яблоки, сливы, клубника. Клубнику она привезла из дома, но Алька на ягоды даже не взглянула.

Время шло. Магазины не выручили. На рынке тоже не оказалось ни апельсинов, ни, в крайнем случае, мандаринов.

Ближе к Новому году мандарины появлялись в продаже, и их покупали детям, раскладывали в подарки, подвешивали на нижние веточки ёлки рядом с пряниками и конфетами. Малышня была довольна. Но это под Новый год, а сейчас стояло лето. Для нового урожая цитрусовых — не сезон. Но в больнице ждала дочь.

Наверное от отчаяния, женщина зашла в генеральскую столовую. Это была последняя призрачная надежда — уж для генералитета понятия «не сезон» не существовало. И, может быть, удастся выпросить хотя бы один апельсин для больного ребенка…

На пороге на неё грозно зыркнул толстый офицер, но она не повернула обратно, хотя и очень смутилась. Не по чину она здесь, не по чину…

Алькина мама не успела ничего ни у кого спросить, как вдруг её приветливо окликнул громкий женский голос. Чудо всё-таки случилось. В столовой оказалась давняя знакомая, жившая в детстве на соседней улице. Девчонками они даже дружили. И снова слёзы предательски заблестели в голубых глазах молодой женщины. Она рассказала о дочке.

Четыре апельсина не попали на столы офицерам. На свой страх и риск официантка Люся отдала их для Альки.

***

Дальше всё закрутилось-завертелось…

Мама пришла в больницу, она была весела и улыбалась Альке, издали заприметив её в окне. Дочь за стеклом в этой оконной раме как на плохом портрете, который следует немедленно перерисовать. Ни жизни, ни улыбки на нём нет. Измождённое худое личико, тоненькая шейка, худенькие ручки. Но уже через минуту девочка радостно прижимала к лицу яркие оранжевые шарики, роняла их, не в силах удержать так много своими ослабевшими ручонками.

«Ешь!- приказала мама и шутливо погрозила пальцем Альке. — Немедленно ешь, чтобы я видела». Апельсин девочка ела весь оставшийся день. По полдольки, по дольке. Это было возвращение Альки. Возвращение к жизни и надежда на возвращение домой.

Девочка была наскоро помыта в закутке коридора, переодета во всё чистенькое, причёсана. И вновь они сидели на лавочке во дворе больницы — мать и дочь. Алька что-то ещё старалась съесть, чтобы порадовать маму.

В тот день медсестра не дождалась ребёнка на уколы, мать остановила лечение, пока не поговорит с врачом. Дочь проводила её без слёз, мама обещала приехать завтра.

Вернувшись домой, мать не могла уснуть. Не могла ни о чём другом думать, как об этих неожиданно нашедшихся апельсинах, о радости Альки и о погасших глазах дочки, когда они прощались.

***

На следующее утро Алька дежурила у окна, ждала. Из того же, что и вчера, междугороднего автобуса, вышли две женщины, две сестры. Вдвоём проще провести спасательную операцию, на которую решилась мама Альки. Одна бы она дочь не увезла, не отважилась спорить с докторами. Ей была нужна поддержка.

В больнице их выслушали и ответили — забирайте ребёнка под свою ответственность. Всё равно, не жилец, только показатели испортит. Пришлось написать расписку об отказе от дальнейшего лечения. Чуть живая, Алька доплелась до вокзала. И вскоре взялась за второй апельсин.

По дороге домой, где-то в середине пути, водитель остановил автобус — стояла жара и мотор перегрелся. Пассажиры вышли прогуляться. Спустилась и Алька. Следом за мамой она брела по колено в траве, вдыхала запах полыни и полевых цветов, собрала букетик, чтобы сплести венок для младшей сестры, по которой очень соскучилась.

Вымыла в реке руки и лицо, не узнала своего отражения. Водичка была очень тёплой, солнечные лучи нежились на водной глади. Алька хлопнула ладошкой по своему двойнику, чужие глаза смотрели на неё. Нет, это не она.

Мамина сестра, проголодавшись, достала из сумки батон докторской колбасы, купленный в привокзальном магазине, и бутылку газировки. Нарезала крупными кусками хлеб и колбасу, первый бутерброд протянула племяннице.

Мама не верила своим глазам — Алька ела! И запивала газировкой. Буратино с этикетки бутылки весело подмигивал, автобус слегка покачивался на щебёнке.

В городскую квартиру они не поехали, чтобы ничто не напомнило ребёнку о разводе родителей. Мама с обеими дочками каждое лето гостили у бабушки. Там, в родном деревенском доме, ждала Альку младшая сестра.

***

Радость возвращения домой не описать словами. Да, девочку обследовали и лечили потом долго. Но она находилась дома, рядом с родными людьми. А дома, как известно, и стены помогают…

Лето было в самом разгаре! В саду распустились цветы, спели яблоки, манила алым цветом клубника. Зазывала в свои дебри ароматная малина. Вишня свешивала потяжелевшие от ягод ветви. Наливались соком виноградные грозди. Дозревали на своих плетях полосатые красавцы-арбузы. Алька здоровалась с каждой ягодкой, с каждым цветком. В ответ звучало: «Живи и здравствуй! Живи и здравствуй!» Она вернулась! Она будет жить!

Два последних апельсина Алька привезла сестре, но съели их все вместе, аккуратно разделив на дольки.

Алька отсыпалась: проваливалась в сон, просыпалась в тревоге, не веря, что больничный кошмар закончился. Не решалась подойти к зеркалу, чтобы скова не встретить чужие глаза.

Но жизнь продолжалась. Лелечка терпеливо ждала, когда «спящая красавица» откроет глаза и поиграет с ней в куклы, порисует или прочтёт новую книжку. Приносила котёнка, и сестрички радостно возились с маленьким пушистым комочком. Рассказывала обо всех новостях, даже самых пустячных, что случались в доме, пока старшенькая спала. Бабушка стряпала-хлопотала на кухне, готовила вкусности, баловала внучек. Мама до самой осени была в отпуске, не убегала на работу чуть свет, как обычно. Каждый час, каждую минуту они, дочки-матери, были рядом.

P. S.

Апельсины — это оранжевое чудо — Алька полюбила на всю жизнь. Отправляла домой посылками, когда их было не достать, но сама есть их больше не могла. Если только совсем чуть-чуть. На память о целебной силе тех заветных четырёх апельсинов, что принесла мама-волшебница, осталась аллергия на цитрусовые — словно тень от солнца, которое радует и дарит жизнь. Но стоит ли помнить о тени, когда оранжевое солнце каждое утро всходит на лазурный небосвод, озаряет светом, согревает теплом, и впереди у Альки целая жизнь?..

Наталья Кравцова